Цитаты из интервью Пи Джей Харви

Процесс создания музыки, источники вдохновения, отношение к творчеству...


Как Вы думаете, что говорят о Вас люди?
Высокомерная, сексуальная маньячка, бисексуальная, богохульствующая, склонная к серийным убийствам”.
(Details, June 1993 “The Primal Miss Polly Jean Harvey”)


“Во многих песнях речь идет о неудовлетворенности и фрустрации. Все проходят через это. Я назвала альбом Dry (сухой/-ая, невозбужденный/-ая), из-за простоты, минимализма и, как следствие, силы этого слова. Это слова характеризует недостаток в чем-либо, а об этом и идет речь в большинстве песен. Думаю, это смешно: петь о сухих влагалищах”.
(Puncture, 1992 “PJ Harvey: The Only Girl In The Village”)


“Мне нравится в образе Sheela-Na-Gig то, что она смеется, разрывая себя. Ужасает, но с юмором”.
(Puncture, 1992 “PJ Harvey: The Only Girl In The Village”)


Кортни Лав заметила, что стеклянный гроб (о котором Полли поет в “Hardly Wait”) символизирует анорексию, согласно Юнгу.
Я не думала об этом, используя подобный образ. Скорее, я представляла себе Белоснежку. Возможно, Белоснежка страдала анорексией” (The Guardian, October 21, 2000)


Почему Вы так сильно любите ванные комнаты?
Потому что я провожу в них очень много времени… Недавно я прочла где-то, что это напоминает подготовку к смерти.
У Вас есть привычка фотографироваться в ванных.
Да, это связано с тем, что ты смотришь на саму себя. Причина этому не только в зеркалах, но и из-за того, что ванная – это место, где все находится в согласии с тем, кем ты на самом деле являешься. Там ты готовишься покинуть свое личное пространство и выйти в открытый мир.
Напоминает ли это Вам подготовку к смерти?
Не более чем кому-нибудь другому. Но я не разграничиваю свой публичный и приватный образы. Я не раздваиваюсь, когда выхожу на сцену. Иногда на сцене я являюсь собой гораздо больше, чем когда-либо. У меня там есть больше свободы, чтобы быть собой, чем прямо сейчас, когда я разговариваю с вами”.
(Melody Maker, 10 July 1993)


“Я знаю, что множество людей думают, будто песня I Think I’m A Mother об аборте, о желании быть матерью, о чем-либо подобном, но на самом деле она совсем о других вещах. Она обо мне, нуждающейся в защите и заботе, а не о желании возместить нечто никак не складывающееся”.
(Alternative Press, 1995)


“Половину всего времени я не думаю о себе как о женщине. Если я пишу песни, то образ человека в моем сознании никогда не имеет конкретного пола. Меня очаровывают вещи, считающиеся отталкивающими, приводящие в замешательство. Я люблю ощущение неразгаданности, неопределенности”.
(The Sunday Times, May 21, 1993)


“Мои песни об эмоциях, сопровождающих любовь, в какой бы форме она ни выражалась: любовь к кошке, Богу, человеку, миру, деревне, к чему угодно. Некоторые песни – о сексуальной стороне любви. Либо о любви, либо о ее потере.[…]Я думаю, что сексуальность является крайне существенной частью музыки, выступлений, создания образов. Не делать этого – значит отрицать какую-то часть собственной личности. Музыка очень сексуальна, поэтому она скорее относится к физической сфере, чем к интеллектуальной”.
(The Guardian, October 21, 2000)


“Сочинение песни очень часто начинается с картинки в голове. Также важную роль играют запахи. Запах или цвет пробуждают необходимые мне ощущения, которые имеют как зрительную, так и чувственную, сексуальную основу. Куда бы я ни оправилась, я беру с собой множество вещей: фотографии, картинки, любимые личные вещи, запахи. Я беру с собой запахи. Для меня это крайне важно”.
(Hot Press, 1995)


“Я полностью не согласна с тем, что артисту необходимо быть неким измученным меланхоликом, чтобы творить…Я написала некоторые из мои самых мрачных, злобных песен, когда была очень счастлива. Мой друг, Ник Кейв, часто говорит, что люди изображают его мрачным, зловещим человеком. Но он один из самых забавных и счастливых людей, среди тех, кого я знаю.
Множество песен, написанных мною в беззаботной манере, оценивали в крайне серьезном, очень мрачном ключе; в большинстве же случаев я лишь хорошо посмеялась над собой и своими неврозами. В них много юмора, но граница между юмором и серьезностью очень тонка. Как если бы вы плакали в какой-то момент, я в следующую минуту впали в безумный смех”.
(The Observer, October 8, 1995)


“Я росла, слушая блюз. Мне крайне повезло, что мои родители имели крайне хорошую коллекцию записей. Бог знает, куда бы меня занесло, если б не это. Я была воспитана на Howlin’ Wolf, Джоне Ли Хукере, Роберте Джонсоне, большом количестве Хендрикса и Бифхарта. Во мне всегда отзывалось влияние этих музыкантов, которому я была подвергнута в весьма юном возрасте, и, кажется, оно проявляется все больше по мере того, как я становлюсь старше и опытнее. Я думаю, то, какими мы становимся со временем, является результатом детских впечатлений. Я все более отчетливо это вижу. Эти ранние годы формируют твою жизнь, твою персону и целиком твою сущность, личность, которой ты становишься”.
(Rolling Stone, 1996)


“Я живу в нескольких километрах от моря, и у меня нет соседей: ближайшие дома находятся в нескольких сотнях метров. Иногда я по три дня никого не вижу. Когда я заканчиваю тур или запись в студии, я очень быстро возвращаюсь к земле, к грязи на руках. Стоит мне только выйти из машины, надеть сапоги, пожать руки людям как моя артистическая жизнь перестает существовать. Мне нужны контакт с землей, тяжелая работа, руки в грязи”.
(Les Inrockuptibles, 1995)


“Весы” – это все, связанное с равновесием. Но я постоянно чувствую, что чаша моих весов слегка накренилась. Но в этом и прелесть: я должна поддерживать идеальное равновесие. Мне хорошо знакомы противоположности: деревня/город, любовь/ненависть, компании/одиночество. Все эти вещи оглушительно отзываются во мне. Подобная позиция идеально подходит авторам, это дает им определенное направление: сочинять, находясь среди противоположностей. Хотя с возрастом я все меньше раскачиваюсь из стороны в сторону. Будучи молодой, я целиком склонялась то к одной стороне, то к другой; все было только черным и белым. А сейчас окружающее все больше и больше кажется серым”.
(Rolling Stone, December 2000)


“Я думаю, все это миф о том, что вам необходимо быть одержимым человеком, пристрастившимся к какой-нибудь ерунде. Это ко мне вообще не относится. Я заметила, что внутреннее равновесие и наибольшая ясность только усиливают мой творческий потенциал (мою креативность): я начинаю правильно мыслить, воспринимать и давать информацию. Наркотики, секс и смертельное пьянство провоцируют появление скандальных заголовков, которых так жаждет публика, но все это лишь идиотский миф о поп/рок звездах”.
(The Guardian, October 21, 2000)


“Уход в белое” означает воодушевиться до крайности, это возбуждение до тошноты, до невозможности есть и спать. Я испытывала это, катаясь на лошадях”.
(Rolling Stone, August 19, 1993)


“Если вы хотите буйства своего воображения , погрузитесь в библейские рассказы. Это изумительные вещи. Зачем нужен кислотный улет, когда вы можете читать Библию?”
(Rolling Stone, 1996)


“В последнее время мне часто снились кролики. Я не могу сказать, что бы это значило. Это были периодически повторяющиеся сны. Вымокшие кролики, люди в кроличьих костюмах, кролики на обочине дороги, которых я подбираю, помогая им повсюду. Возможно, это всего лишь из-за того, что в один из дней я купила себе футболку с кроликом. Я не знаю, но это последний из моих снов. В остальном у меня бывают только обычные сны, например, падение, когда ты вот-вот умрешь, но просыпаешься перед тем, как удариться о землю. Мне снился выпавший зуб. И были сны о воде. Но сейчас сплошные кролики”.
(Filter Magazine, May 2004)


“Для меня совершенно естественно наблюдать за тем, как охота перемещается на поля. Я не могу представить, чтобы такого не происходило. Я выросла на ферме, и очень часто случалось, что весь выводок цыплят был истреблен лисицами. Если бы я могла физически передавить голыми руками этих fucking лисиц, то сделала бы это! Охота – это способ снизить лисью численность, но слишком мало лисиц погибают от этого. Я не противлюсь охоте, но для меня идеальным было бы позволить лисе остаться в норе, если она успела спрятаться в ней. Мне это кажется справедливым”.
(NME, 3 Oct. 1998)


“Я стала бы спасать из горящего дома мою гитару Fender Telecaster 1967-го. Я не какой-нибудь человек “с гитарами в голове”, я не слишком много о них знаю. Но я их чувствую. И если кто-либо играл на моей гитаре, я это пойму. Я определяю по грифу, что еще кто-то дотрагивался до него”.
(Rolling Stone, December 2000)


“Я могу представить себя в возрасте 70 лет, исполняющей блюз в каком-нибудь баре. Я буду играть на губной гармошке, и у меня будут выпавшие зубы”.
(Melody Maker, 10 July 1993)


Детство

“Я была классическим примером травмированного подростка (смеется). Моя мама часто называла меня “трудным ребенком”. Я погружалась в глубокую депрессию на месяцы, была невероятно агрессивной со всеми. Это было трудное время. Я всегда считала себя уродливой, даже не помню, чтобы я хоть раз великолепно себя чувствовала. Долгое время я чувствовала себя так, как чувствует ребенок, сидя в конце школьного автобуса…”.
(Dazed & Confused, 1998)


“Вероятно, оттого, что тебе недостает реальных друзей для игр, ты начинаешь их выдумывать, ты фантазируешь. Полезной стороной подобной ситуации являлось развитие моего детского воображения. Я выдумывала друзей и целые события, а также вещи, находившие физическое воплощение: я сама делала игрушки”.
(The Observer, October 8, 1995)


“В моей деревне совсем не было девочек, поэтому я росла среди мужчин, и училась у них. Но это не причиняло мне неудобств. […] Я была подавлена, так как хотела быть мальчиком, но являлась девочкой. Мама пыталась заставить меня носить платье, но все я проходила в нем только один день. Я не понимала, посему я должна была носить платье, а мой брат нет. Я хотела иметь пенис, как у моего брата”.
(Alternative Press, 1993)


“Я росла среди одних мальчиков, поэтому лишь в средней школе, в возрасте 11 лет, меня озарило, что мне должно нравиться выглядеть как девочка, заводить бойфрендов, как остальные. Но еще долгое время я была больше похожа на мальчика, чем на девочку. Но ведь я даже не противилась созреванию, наоборот, я хотела, чтобы это произошло как можно скорее”.
(Spin, 1996)


“Я так хотела быть мальчиком. Я носила мужские плавки до 12 или 13 лет, до тех пор, пока у меня не начала формироваться грудь. Я заставляла своих родителей и брата называть меня Пол. Лишь совсем недавно я приняла факт того, что я женщина, а мы предрасположены иметь изогнутые формы, грудь, месячные”.
(The Guardian, October 1, 1993)


“Я отлично помню, как в средней школе, когда я стояла в обеденной очереди, директор стал ругать меня за то, что я не носила галстук. Я сказала: “Но я же девочка, я не должна носить галстук”. Он ответил: ”Ой, извини”. Дело доходило до того, что у меня были проблемы, когда я появлялась в туалете для девочек: мне говорили “уходи”.
(Option "Stones in my Passway- PJ Harvey Gets the Blues", March/April 1995)


“Мне было интересно работать как можно более интенсивно, чем ходить на свидания. Вдобавок, там, где я жила, было не так уж и много людей. До 14 лет я была похожа на мальчика. Я была настоящим сорванцом, но при этом была и остаюсь крайне застенчивой. Я считала себя безобразной. В то время мне не хватало уверенности. Я не думала, что кто-то захочет встречаться со мной. Но, если это касалось работы, я вела себя исключительно уверенно. Причиной этому был широкий диапазон деятельности, в которую я была вовлечена”.
(Hot Press, 1995)


“Иногда я думаю, что была бы более уравновешенным ребенком, если бы ходила на школьные дискотеки и меняла парня каждую неделю, как делали мои друзья. Жить до 21 года без бойфренда получалось вполне гладко. Не думаю, что мои родители были озабочены этим. Полагаю, я волновалась, но мои мать и отец придерживались мнения, что когда подходящий мне человек появится, я сама это почувствую. […]Я решила: “Да, это он. Я выйду замуж, и мы будем жить вместе”. Но эти мысли оказались в корне ошибочными. Моя мама вышла замуж, когда ей было 19. Я была дружна также и со своими пожилыми родственниками, и выросла, считая, что необходимо хранить себя для будущего мужа. Поэтому я смотрела на это сквозь розовые очки. Понимание того, что все происходит не так, что это может быть болезненно и неприятно, буквально открыло мне глаза”.
(The Observer, October 8, 1995)


Автор переводов возражает против прямого заимствования любого из данных материалов.

Сайт создан в системе uCoz